Это повествование для тех, кто верит в другую Россию. Древнюю страну великих предков и родов, страну неповторимых зодчих и мастеров всякого дела, землю, в которой сокрыты удивительные тайны и открытия.
Михаил Васильевич Ломоносов утверждал, что истории русского народа – не менее 40 тысяч лет. Вероятно, он знал, о чем говорил. И знаете, это мимолетное высказывание знаменитого нашего ЕдиноРодца перевешивает весь тот псевдоисторический мусор, который нагородили сонмы «ученых» 19-го, 20-го и 21-го веков, старательно доказывавших, что государству российскому – от силы две тысячи лет, да и то с большой натяжкой.
Я сижу в рубленой избе с белёными стенами и играю на варгане. Эта изба стоит посреди глухой полусонной, почти двухсотлетней деревни, затерявшейся в предгорьях Алтая. Здесь нет сотовой связи и радио, здесь часто гаснет свет, когда на маленькой электростанции заканчивается дизтопливо, а перевалы плотно укутаны снегом и не пропускают наливники. Люди, здесь живущие, не интересуются политикой и событиями, происходящими в мире. Им интересен лишь приплод коз и телят в личном подворье, да популяция алтайского марала, обитающего в близлежащей тайге. Они - потомки прислуги древнего народа-строителя мегалитов, населявшего эти края несколько тысячелетий назад. Они – современные алтайские египтяне, толком не знающие подробностей своей грандиозной истории, поскольку никогда не имели к ней никакого отношения.
Я попал сюда в начале зимы, когда уже был произведен массовый забой скота на мясо, а обожравшиеся потрохами деревенские собаки повсеместно забыли, как нужно правильно лаять на чужаков. Попал не случайно, потому что цепь событий, начавшихся много лет назад на Полуострове, неизбежно должна была сложиться именно таким образом.
Изба, в которой я сижу, принадлежит брату шаманки Тха из племени Тультэн. Роду около пяти тысяч лет, если верить родовой Книге, которая передается здесь из рук в руки по женской линии.
Книгу эту из чужих мало кто видел. Её тщательно прячут после того, как некие «учёные» попытались изъять её для, якобы, научных «исследований». На мое счастье, шаманка читала Книгу еще в детстве, поэтому запомнила ее почти наизусть. И сегодня свободно цитирует целые страницы по памяти.
Мир, описанный в Книге, далёк от того, который преподают нам на уроках истории и продают в исторических романах и голливудских фильмах. Он необычен и… своеобычен. В нём присутствуют слова и явления, которые с трудом укладываются в прокрустово ложе зашоренного современного сознания. Но что-то мне подсказывает, что они куда более реальны, чем те горы псевдонаучных вымыслов, в которые нас буквально насильно заставляют верить, дабы мы не прослыли мракобесами и не были ошельмованы «учёными мужами».
Слова… Слова…
В последнее время они приходят ко мне как бы вдруг, из ниоткуда. Они до боли знакомые, язык очень ловко их выговаривает и обсасывает, словно вкуснейшую конфету, хотя конфет я уж много лет не ем. А мозг услужливо являет смысловой образ слов, хотя, я более чем уверен, что этот образ не всегда соответствует истинному значению.
Вот, например, Чихиль. Странное слово, не правда ли? Мое сознание обкатывает его, словно речка камушек, и подсовывает такой образ: если у растения отсечь стебель и корнеплоды, то оставшийся комок белесых корней и будет тем самым чихилем. Вот только на каком языке это звучит, и точно ли образ соответствует содержанию в реальности, я сказать не могу…
- Раньше, в былые времена Чахелем назывался щавель. Только выглядел он иначе, чем современный щавель. Напоминал он по виду картошку, что ли? Кушали у него и верх и низ, все обрезали, а корешки оставляли для дальнейшего размножения. Раньше все было не такое как сейчас. Картошки не было, пшеницы не было, многие растения выглядели по-другому…
Шаманка как обычно подслушала мои мысли (она сидит без платка с распущенными волосами, а значит, окружающее пространство читает как раскрытую книгу) и высказала вслух свое мнение по поводу моих мысленных этимологических изысканий.
- Вот как! А на каком это языке?
- На старом, конечно, на настоящем «русском», если так можно выразиться.
- А есть не настоящий?
- Это тот язык, на котором сейчас говорит большинство людей в России.
- Расскажешь мне, как тогда все было?
- Расскажу. Только не сейчас, ладно?
Ладно, моя милая Тха, ладно… Я продолжаю копаться в памяти, выискивая там аналогии. Вот, в Иране есть древний дворец. Называется он… Чихель Сотун, дословно – Сорок Колонн. А по-таджикски «чехел» или «чехель» - аналог нашего современного и крайне дурацкого выражения «как дела?». Имеет ли все это какую-то связь меж собой или это просто звуковое совпадение?
Или вот еще… «Чи (ци) – если идти от общепринятого, это сила, сила Творения. А первые боги – Хух и Хухет – неисчислимость, обнимающая безконечность», – я прямо слышу в своей голове легкий говорок Анары - моей подруги, которую я называю «Хозяйкой Омска». Анара видит развернутые образы слов и может легко толковать их значение, независимо от того, на каком языке они произнесены. – «А Кукет – тьма, обладающая потенциалом творения»…
Ага! А Хель, – продолжаю я, – это что-то вроде потустороннего (подземного) мира?
«Твой чихель очень мне напоминает банальный чехол – карман, и в то же время некий подземный корень» - смеется Анара и исчезает. Ну и дела с этим чихелем!
Тем временем Тха из племени Тультэн ловко замешивает тесто и уминает его на огромном деревянном круге. Долго уминает. Шаманский хлеб невероятно вкусен, он долго не черствеет, потому что в нем нет вредоносных дрожжей из магазинного хлеба, зато там есть настоящая закваска, а вместо сахара там алтайский мёд, собранный трудолюбивыми пчелами на альпийских лугах.
Хлеб замешан, сотворён, поставлен в печь. А передо мной волшебным образом появляется глубокая чашка, наполненная каймаком – неким средним между простоквашей, топленым молоком, молодым сыром и творогом.
Шаманка одобрительно смотрит, с каким удовольствием я глотаю ложку за ложкой (сама она почти ничего не ест) и начинает раскатывать тесто для пирожков с сыром. Все у неё получается словно играючи, между делом, за разговором: ррраз – и пироги готовы, хоп-хлоп – и краюха молодого свежеприготовленного адыгейского сыра уже порезана на сочные сливочные ломти.А рядом золотится в деревянной чеплашке алтайский горный мед.
Ее черные, коротко до шеи остриженные волосы спрятаны под платком из плотной ткани, которым она повязывает голову, когда занимается делом или когда просто хочет отгородиться от окружающего мира и мыслей, находящихся рядом людей. Лицо ее отнюдь не монголоидного, не азиатского типа. Она явный европеоид с пронзительными голубыми глазами. Я бы назвал ее чуванкой, которых видел на Чукотке, но она – из Сабинов, древнейшего рода, который всегда жил на Алтае и в Сибири.
- Сабин, от которого пошла наша ветка, тогда еще не родился. Его как раз Тха родила, моя прародительница и покровительница. Их двое было: Тха и Ухана, обе дочери Оторы… Отцы у них только были разные. Отец Уханы – Человек с Неба – Птаха (ударение на последней букве), отец Тха был Орэй, самый сильный мужчина племени.
Отора (ударение на первое О) была вождём (у нас тогда матриархат был) и кахуной, т.е. шаманкой, духовным лидером, а Орэй – вождь племени и воин. Алтай был нашей землей. Мы жили здесь до Великой Стужи и во время Её. А когда стало совсем невмоготу от холода, и мы устали отбиваться от белых волосатых обезьян, Сабин увел наш род и наши племена на Запад, где еще было тепло. Мы несколько веков жили там, в тепле и сытости, но сердца наши тянулись к родным местам. И мы вернулись обратно.
Мы снова бились с белыми обезьянами-людоедами, и тогда погибли почти все Кинашавы, это другое племя, тоже из рода Сабинов, но зато мы смогли вернуть свои земли и истребить людоедов, лишь малая часть из них бежала на Запад, где было проще жить и легче добывать пищу… Они до сих пор там живут… И так же, как встарь, занимаются людоедством. Только теперь они цивилизованными стали, некоторые даже галстуки носят…
Я слушаю Шаманку, а сам вспоминаю свои странные сны.
Про то, как мы сидим у огня в сухих подземных пещерах-убежищах, в которых можно прятаться от леденящей кровь и жилы стужи, пришедшей с Севера, где когда-то была наша Прародина.
Про то, как меня провожает на битву высокая белая женщина, опоясанная красным кушаком, обнимает и целует меня в лоб. А мне тревожно за то, как бы она не оцарапалась о мой корявый и жесткий доспех, ведь это моя мать – единственный родной человек, который у меня остался.
Про яростные битвы с огромными полулюдьми, полузверями, полуобезьянами (те самые белые обезьяны?).
И про то, как эти смрадные клыки впиваются мне в плечо, вначале разрывая грубую кожу доспеха, а потом вгрызаясь в мою плоть… И я просыпаюсь от боли и собственного крика…
Спустя много лет мне повезло найти свою мать, ту, которая все время снилась во снах. В этой жизни она была совершенно иной - черноволосой, темноглазой, крепко сбитой, жила в Португалии, обремененная двумя детьми и балбесом мужем португальских кровей. Я чуть не свел ее с ума, когда начал рассказывать в деталях по скайпу и в письмах подробности нашей с ней жизни несколько тысячелетий назад. В том, что это была именно она, у меня не было никаких сомнений: простой и нехитрый тест с моим туманским наговором-оберегом, подаренным Хранителем Полуострова, сразу показал, что мы с ней одной крови. Она умудрилась с его помощью сотворить вокруг своего дома целые заросли моих любимых калл… А потом она испугалась и сорвалась… Попросила не писать ей больше и не звонить… Может быть потом… Через пару веков…
А в этой жизни… Мы бредём по колено в снегу, поднимаясь к Детскому Городу. Тха идет чуть впереди, давая направление пути. Вокруг нас высятся стройные сосны и березы, контрастируя с пронзительно голубым небом предзимья. Здесь тихо, нет вездесущих галок и ворон. Как на кладбище. Впрочем, это и есть кладбище – огромная братская могила под открытым небом, в которой нашли последнее пристанище десятки тысяч детей.
- Они все вокруг меня… Они спрашивают «За что?», - шепчет Шаманка из рода Сабинов и по щекам ее текут двумя ручьями горячие и соленые слезы. – Они все здесь погибли и все здесь остались. Их тысячи и тысячи. Родители их ушли на войну, а коварный враг ударил по самому больному и самому дорогому – детям. Хранители-воспитатели не смогли сдержать этот яростный удар. Смотри!
Тха указует пальцем вперед, я делаю несколько шагов и вижу… Я вижу чудовищный след от гигантского снаряда-ядра, который примерно на километр срыл кусок горы, оставив рытвину-канаву с идеально округлыми краями. Можно было четко проследить направление удара этого снаряда, который прилетел с неба и, вспоров гору, вонзился в ее подножие. В месте удара о землю осталось округлое озеро диаметром примерно в 80-100 метров.
- Это был… метеорит?
На мой вопрос Тха так же молча показывает пальцем еще несколько направлений, по которым скользит мой взор. Еще одно округлое озеро, срезанный кусок другой вершины, оплавленные камни гигантской оборонительной стены. По всему видно, что таких ударов было множество, и это были явно не метеориты…
- Древние обладали страшным оружием, - вновь шепчут губы Шаманки. – Мне трудно описать, что именно это было, это какая-то плазма, лед, ядра, не могу подобрать верный образ. Но все это обладало огромной разрушительной силой, все живое мгновенно вспыхивало и превращалось в ничто… Только души сожжённых заживо, не успевших вернуться к Творцу, остались немыми свидетелями произошедшей катастрофы. Но они немы только для вас. Я слышу их так же хорошо, как и вас… - И по замерзшим щекам вновь текут горячие солёные слёзы. – Я слышу их…
Разрушенные башенки, стены, каменная кладка, выпирающая из полузасыпанных ям-воронок. Все вокруг внезапно наполнилось совершенно иным смыслом и содержанием. Город Детей стал страшным памятником человеческой жестокости и коварству, которые даже спустя тысячи лет, все равно остаются востребованными качествами в характерах современной цивилизации…
Перед моими глазами плывёт пламя свечи, в котором отражаются образы, видения, события последних нескольких месяцев. Время в них настолько плотно спрессовано, что в считанные дни успеваешь проживать целую жизнь. Знакомое ощущение, не правда ли? Проснувшиеся среди зимы Камни, теплеющие на 30-градусном морозе. И тёплый камень янтарина в моем каменном ожерелье, которое я купил в древнем городе Омске у неинициированной ведуньи. Шаманские блины с колымской красной икрой, щедро политые алтайским имбирным мёдом и… сметаной. Невероятное сочетание, почти катахреза, но такого вкусного кушанья я не едал никогда. Нож, из которого Шаманка сотворила ключ, отпирающий замок двери, ведущей к самой сути Стихии Земли. Этот Нож помог мне усмирить пургу на Алтайских перевалах, которую устроили Духи, не желающие выпускать дочь моего друга. Она должна была умереть там, в горах, но Шаманка отдала ей в дар часть моей жизни, поменяв смерть на жизнь.
Храм Луны, который словно вибрирует в нежном свете ночного светила и заряжает неимоверной энергией мои обереги, амулеты, кольца, предназначенные для моих близких и друзей. В них частичка моего края, частичка самого меня, а значит, с носящими их, ничего плохого не случится. Лёд замерзшей Нагайской бухты, по которому мы идём с Владимиром Палычем, рассказывающем о приметном ночном свечении льда, по которому в темноте легко можно определить, в каком направлении находится берег с припайным льдом. И жадные вопросы юного скрипичного мастера, поехавшего учиться на чужбину, но мечтающего пройти по моим Горам и прикоснуться к моим Камням. Всё перемешалось, сплавилось, закалилось, осталось совсем немного – огранить этот ценный алмаз событий и воспоминаний и запустить его в дело…
- Я вот смотрю на тебя, Тымнетагин, и удивляюсь, - шаманка сосредоточенно что-то вытаскивает из окружающего меня пространства, рассматривает это внимательно своим особым зрением (она после пережитой клинической смерти видит всё по-иному) и стряхивает себе за спину. – Почему Покровитель Полуострова приходил к тебе в образе Медведя? Ты не похож на Медведя. Мой тотем Оор – это гигантский медведь, и я знаю, о чем говорю. А ты… Ты… Ты чрезмерно живой и подвижный, как вода… и как воздух… и как ртуть. Тебе бы Соколом быть или Орлом. Или – рыбой! Хотя, нет… Рыбой тебе не быть…
Ты приносишься из невесть каких далей, из-за гор, чуть ли не с песнями-плясками, всех тут тормошишь, всё ставишь вверх ногами, и от тебя голова потом долго идёт кругом. Мне приходится несколько дней приходить в себя и успокаивать Пространство. И ты нарушаешь все мыслимые и немыслимые Законы Мироздания, но, что удивительно, Оно на тебя не обижается, Оно тебя прощает раз за разом… Как малого ребёнка… Раз за разом…
Мой брат принимает тебя за своего, и становится в твоем присутствии говорливым, хотя по жизни он молчун, моя дочь ходит за тобой хвостом, а когда ты уезжаешь, начинает рыдать и канючить, вопрошая, когда же ты снова приедешь. Муж мой, который на дух не переносит чужаков, сам заваривает тебе чай…
И Духи! Мои Духи относятся к тебе благосклонно. Они сразу приняли и признали тебя! Это, по меньшей мере, странно!
Кто ты, Тымнетагин? Что ты за человек? Или ты… - Глаза Шаманки внезапно расширяются, она видит Нечто, скрытое от чахлого земного зрения. – Ты – Борэк?! Оу! Духи и Горы! Вот уж не думала, что встречу в этой жизни еще одного Борэка. Вас так мало осталось. Ну, здравствуй, Борэкэй! Теперь и я рада, очень рада…
Я сижу, словно ошарашенный поленом по голове. Какой такой Борэкэй? Мне никто никогда об этом не говорил, не предупреждал. Что она несёт? Может быть, она просто сумасшедшая, эта миловидная голубоглазая и черноволосая женщина неполных сорока лет? Но всё очень быстро становится на свои места.
Каждый человек является носителем какой-то Стихии, как Дара, объясняет Шаманка. Чья то Стихия – Огонь, у кого то – Земля… У Борэков внутри уживаются сразу две Стихии. Мои – Воздух и Вода. Недаром, ох, недаром я проходил испытания смертью в воздухе и в воде. Меня испытывали, меня проверяли. И вот они живут во мне вместе, помогая принимать стремительные решения в самых критичных ситуациях, помогая мне по жизни. Но и я должен отвечать им взаимностью.
И вдруг мне становится ясно, почему Хранитель Полуострова приходил ко мне в образе гигантского Медведя: он готовил меня именно к этой встрече! Гигантский Медведь! Прообраз Оора! Шаманка получила Дар и науку от бабушки, а та в свою очередь проходила обучение у последней шаманки Полуострова в долине той самой Реки, где меня знакомили с Тайнынот Атаном! Вуквун показывал мне могилу той последней шаманки, я еще удивился, почему она похоронена в земле, ведь чавчувены и итканцы обычно сжигают своих мертвецов… Как всё невероятным образом скручено в этом срединном мире, и тут совершенно не бывает случайностей и совпадений.
Тха слушает меня, кивая головой и прикрыв голубые глаза.
- Наверное ты прав, Тымнетагин, Борэкэй с Полуострова…
УммРаХаХа! Вновь я стою босыми ногами… только на этот раз не на медвежьей шкуре посреди Северного Полуострова, а на широких плахах деревянного пола шаманской избушки посреди гор Алтая. Вокруг меня опять кружатся шаманы…
УммРаХаХа! Меня шатает, потому что Шаманка и муж ее – пробуждающийся Шаман неимоверной силищи – меняют меня всего.
УммРа! УммРа! УммРаХаХа! Они меняют мою судьбу, они меняют мой путь, они меняют мое имя.
УммРаХаХа! Тымнетагин прошёл свой Путь и закончил его в доме Той, которая получила Начало в снегах Полуострова, с которого все и началось.
УммРаХаХа! Сегодня Тымнетагин умер и Духи Алтая приветствовали его кончину.
УммРа! УммРа! УммРаХаХа! Тот, новый, который родился с именем Борэкэй, будет совсем другой. Его Путь только начинается, но идти ему будет легче и проще, ведь его будут направлять не только две Стихии, живущие в нём, но и Горы Алтая и Тундра Полуострова и Камни Перевалов…
- Добрый путь, Борэкэй! – слышу я сквозь дали и тысячи километров радостный возглас черноволосой и голубоглазой женщины из племени Тультэн из рода Сабинов. – Да пребудут мои Духи рядом с твоими, брат!
И я иду…
Посетителей:
Journal information