ТРОПОЮ ТАЙНЫНОТ АТАНА. Часть 4
"Можно много рассуждать о природе Бога. Можно даже рассчитать алгоритм Его взаимоотношений с человеком. Но невозможно определить, почему и зачем Знание подменяется Верой, а ощущение Бога подменяется поклонением Ему. Ведь костры на Алтарях зажигаются человеком, а не Богом".
Магадан. Бухта Нагаева.
Так получилось, что четвёртую главу своего повествования я пишу в 22 годовщину смерти моего отца. Я совершенно спокойно отношусь к своей смерти. У меня давно нет по этому поводу никаких рефлексий. Я знаю, что это всего лишь переход из одного состоянии материи в другое, при этом Дух наш освобождается и к нему возвращается память.
Именно поэтому многие опыты послесмертия отличаются столь ужасающими подробностями. Человек, всю свою жизнь занимавшийся закапыванием своих Даров и Талантов, на пороге смерти вдруг осознаёт всю никчёмность своего бытия, интриг, измен и предательств, которые он совершал лишь ради того, чтобы вкусно жрать и мягко спать. И вдруг к нему возвращается память. Ему становится понятно и предельно ясно, что вообще-то в этот Срединный Мир он приходил совершенно за иным, за другим, за Тем, что не имеет никакого отношения к той иллюзорной, кукольно-мультфильмовской жизни, которой он жил всё это время, находясь в материальной оболочке.
Мой отец был не таким. Будучи простым труженником, он обладал какой-то неистребимой тягой к Знаниям и расширению своего кругозора. Он непрерывно читал. Читал так много, что заразил этим чтением всех нас, его сыновей. Он был немногословен, но мог в трёх словах выразить самую сложную мысль. Не было такого ремесла, которое он бы не освоил за свои 47 лет. И всё, за что он брался, он делал ХОРОШО! Я совершенно спокойно отношусь к своей смерти. Но к смерти отца я до сих пор отношусь как к чему-то несправедливому и нелепому.
ТУНЕЦ/АКУЛА
Обладает устойчивым каналом связи с Пространственным эгрегором, но у него завязаны глаза: куда он идет, ему непонятно. Однако он, в отличие от человека третьего посвящения, испытывает постоянное давление: его вынуждают куда-то идти, но путь при этом приходится искать самому — это посвящение гораздо более творческое, хотя и зачастую менее приятное, нежели третье.
При этом характерны этические трудности: есть ощущение, что нужно жить по законам, отличающимся от земных, но характер этих отличий не очевиден. От этого в голове постоянно крутится вопрос о дьявольских искушениях.
В пассивном варианте (Тунец) человек успешно познает мир внутри себя — это уровень, на котором ему уже не только очень интересно с самим собой, но и для окружающих его внутренние изыскания могут оказаться актуальными. Например, большинство Тунцов - интересные и талантливые художники и писатели...
В активном варианте (Акула) человек наделен большой силой влияния на мир, но программы, которые он ведёт, носят отчетливый неземной привкус, земная деятельность всего лишь фасад, за которым скрывается что-то иное, но что именно и каковы его цели, ему самому, равно как и окружающим, понять трудно. С обывательской точки зрения и Тунец, и Акула люди непонятные, управлять ими чрезвычайно трудно, их поступки и этика часто нелогичны и непостижимы. Но при этом сами они обладают большой реализационной властью и нужные им "земные дела" обычно легко воплощают в жизнь, если только они не противоречат их "космической программе".
Я просыпаюсь в пять тридцать утра под переливчатое свиристение маленьких тундровых птичек, похожих на воробьев, но отличающихся от них яркой раскраской. Мне трудно определить, что это за вид, поскольку я таких никогда не видел в Поселке и в Городе. Но просыпаться под их тирликанье неимоверно приятно. Как приятно и раннее, тёплое, совсем не жаркое Солнышко, которое ласково гладит меня по лицу. Я открываю глаза и сразу переворачиваюсь на живот, чтобы полюбоваться двумя дальними вершинами сопок и седловиной между ними. Они мягко зеленеют под лучами утреннего светила и словно бы манят меня к себе.
Подождите, мои хорошие, скоро я до вас доберусь, - говорю я им, и начинаю выпутываться из палаточной ткани. Я не стал вчера ставить палатку, потому что было очень тепло, а комары под вечер пропали почти совсем. Просто нарвал травы, накрыл ее одеялом, а сверху постелил палатку и завернулся в нее. Свежая трава подо мной начала "гореть", выделяя неимоверное количество тепла, и когда после заката стало прохладно, я этого совершенно не ощущал.
Пригладив пятерней волосы и справив нужду, принимаюсь за раздувание огня. Сегодня у меня просто царский завтрак: литр свежезаваренного чая и литр настоявшегося морса из жимолости в чифир-баках возле костра, напечёные с вечера ландорики, сложенные стопкой на большом плоском камне, в кружке - толченая с сахаром жимолость, а рядом на рожне висит золотистый, хорошо прокоптившийся за ночь полуторакилограммовый голец, которого вчера я на дурняка поймал в ручье, где набирал воду.
Дело было так. Я опустил в протоку чифир-бак, и в этот самый момент наглый рыб метнулся прямо ко мне, жадно подхватывая ртом вертящиеся в струе распаренные чаинки. У меня в голове спроецировалась картинка, в которой перед мысленным взором прокрутилась сцена, как медведь ловит рыбу на перекате. Правая рука сработала по готовому шаблону и буквально выбила из речной струи крупного серебристого гольца. Описав полукруг в воздухе, он шмякнулся на тундряк в паре метров от берега. Мокрый насквозь рукав куртки-штормовки - не самая большая потеря при такой добыче...
Ах, это непередаваемое эстетическое чувство, когда ты неспешно трапезничаешь на фоне сногсшибательного горного пейзажа и, слушая птичьи трели, прикидываешь маршрут, который пройдёшь за сегодняшний день! Эй, вы, посетители пафосных ресторанов! Вам даже не снилась такая невероятная сервировка, такие натуральные и экологичные блюда, такое звуковое сопровождение, и такой дизайн! Даже трудно представить, во сколько бы вам обошёлся подобный завтрак в центре Москвы или Парижа, Нью-Йорка или Лондона... А вот мне он достался совершенно бесплатно, и даже без чаевых для назойливого официанта...
Из кустов выбираются мои собаки. По их довольному виду, и по тому, как энергично они облизывают свои "морды лица", я понимаю, что они тоже позавтракали свеженинкой. Впрочем, от остатков гольца и нескольких ландориков они не отказываются: тундровые лайки всегда готовы еще что-нибудь съесть, даже не смотря на то, что перед этим они очень и очень плотно перекусили. Итак, все сыты и в прекрасном расположении духа. Я упаковываю рюкзак, переобуваюсь в сапоги, тщательно наматывая портянки. И, опять не удержавшись, минут на 20 ныряю в самый большой куст, густо обсыпанный крупной и спелой жимолостью. Дессерт! Вот теперь - всё! Можно выходить в путь...
Вездеходная дорога, по которой я так бодро и уверенно топал последние два часа, свернула налево, огибая горный массив. Тропу, обозначенную на карте, мне найти не удалось. На том месте, где она должна была быть, я увидел только высокие кусты ольховника и стланника, сплошной стеной вставшие по обеим сторонам горного ручья. По руслу тут и там были разбросаны огромные валуны, резиновые подошвы моих сапог на них совершенно не скользили, и я принял решение подниматься прямо по ручью, шагая с камня на камень.
Вначале это было довольно удобно и необременительно. Но потом склон сопки стал более крутым, ручей уже более походил на водопад, футболка на груди и штаны спереди были мокрыми от брызг, в сапогах хлюпала вода, намекая на то, что пора бы устроить привал и, как минимум, хорошо просушиться. И даже собаки время от времени недоуменно поглядывали на меня с очередного валуна по курсу движения: мол, хозяин, мы тут что-то не догоняем, зачем тащиться по воде, если рыбу мы тут не ловим, а зверья поблизости никакого нет? Но приходилось идти, так как мне пока не попалось ни одной мало-мальски ровной площадки, на которой можно было бы разбить бивак. Сидеть же на склоне сопки с углом в 45 градусов было бы по меньшей мере некомфортно. Между тем солнце уже клонилось к закату, еще примерно часа полтора, и начнет стремительно темнеть, как это всегда бывает в горах.
Более-менее пологую ложбинку я нашел когда солнце уже опустилось за сопки. Практически в полумраке я заметил этот пятачок за мощным кустом стланника и понял, что лучшего места для ночлега мне просто не найти. Кинул на мох одеяло, сверху раскатал палатку и принялся рубить ножом зеленые хвойные ветки. Другого топлива здесь найти было невозможно. Костёр у меня получился не ахти. Сырой стланник разгорается неохотно, больше дымит,и то и дело норовит погаснуть.
Промаявшись с ним около часа, я понял, что горячего чаю мне нынче не напиться. Поэтому я поужинал вяленой дубовой олениной и пластом юколы (четыре юколы ушли на ужин и моим собакам, поскольку охотиться на склоне горы было не удобно, да и не на кого). Запив свой сухпай о холодной водой из ручья, я еще некоторое время размышлял о превратностях судьбы. Вот так и бывает нередко в нашей жизни: утром ты завтракаешь как король под пение птиц, а вечером словно солдат в дозоре или бомж в чужом подъезде грызёшь то, что в рот попалось, и мечтаешь о кружке горячего и сладкого чая.
В эту ночь я почти не спал. Мешали корни стланника, упиравшиеся в бока, комары, зудевшие под ухом, и какая-то туманная мерзкая сырость, сползшая с вершины перевала, до которого я так и не дошёл в этот день. В голову лезли тоскливые мысли о том, что я не прошел и пятой части своего пути, и что будет, если я вдруг простужусь и заболею, или вывихну себе ногу? И когда поток сознания сместился в сторону сомнений в нужности и рациональности моего путешествия, я понял, что меня просто тупо испытывают на "вшивость". Ах, вы вот так, да?!! Ну, тогда нате вам, нате! И я стал показывать во все стороны фиги. А потом, с чувством выполненного долга, завернулся во влажную палаточную ткань и, послав еще одну гигантскую мысленную фигу в окружающее меня Пространство, задремал неровным и чутким сном.
Утро было туманным, влажным и серым, пропитанным комаринным зудом. Понятное дело, что в такой ситуации даже думать нечего о костре и чае. Тут на выбор всего два варианта: спать до упора дальше или встать, собрать самого себя в кулак и переть напролом, пока не проявится Солнце. Я безоговорчно выбрал второй вариант, потому что дальше отлеживать бока на ребристой поверхности стланниковх корней не было никаких сил. Разозлив себя как следует, я затолкал отсыревшие одеяло и палатку в рюкзак, молодецким грозным гласом окликнул собак, дрыхнувших без задних ног в стланниковом кусту: вы что там, морды тряпошные, нюх потеряли?! Вахту с кухней перепутали?! А ну-ка, геть вперёд и вверх! И на четвереньках полез к вершине перевала, поскольку идти на двух ногах здесь не представлялось возможным.
И что вы думаете? Буквально минут через 40 вся эта туманная и сырая хня расползлась в разные стороны, из-за сопок выкатилось Красно Солнышко, которое мгновенно согрело моё тело и душу, а еще через час ходу впереди замаячила вершина перевала, на который я, получается, шёл больше суток... На перевал я буквально выполз, но отдыхать не стал, потому что впереди открылась фантастическая картина.
Я стоял на краю жерла очень древнего вулкана, в кратере которого покоилось черное озеро, обрамленное редкими кустами вездесущего стланника и различными мхами. Здесь стояла просто потрясающая ТИШИНА. Не пели и не щебетали птицы, не цвиркали евражки, не свистел ветер и... не пели свою вечно-заунывную песнь комары. Мёртвое озеро. То самое, про которое пастухи рассказывали, что оно не имеет дна. Как то раз зимой они продолбили во льду квадратную майну и опустили туда связанные воедино четыре маута. Маут - это такой аркан-лассо, сплетенный из трех сыромятных полосок оленьей кожи, с помощью которого ловят оленей. Длина одного маута - примерно метров 20-30. Так вот, четыре маута и привязанный к концу камень дна не достали. Устрашившись такой глубины под ногами, пастухи немедленно с озера ушли, а потом, обуянные безотчётным ужасом, вообще откочевали с этого места и больше никогда сюда не возвращались.
А я, напротив, стремился попасть именно сюда. Потому что именно это озеро явил мне во снах Хранитель Полуострова. Именно с ним было каким-то образом связано мое дальнейшее Восхождение по странному Пути. Скажу, забегая вперед, что я отснял здесь своим "Зенитом" целую плёнку. Но когда позже, уже будучи в Посёлке, проявил её и стал печатать фотографии, на всех снимках были запечатлены странные черные шары, которые толклись перед объективом, заслоняя собой величественный пейзаж. Отданная на экспертизу пленка, вернулась назад с коротким резюме: "Это не плёночный дефект". Что-то еще комментировать эксперт наотрез отказался, дабы не прослыть сумасшедшим. А тогда, у озера, я отмечал раз за разом целый букет различных странностей, которые для моего неокрепшего мозга неофита в духовном взрослении, были как математические интегралы для ученика начальных классов.
Во-первых, вода из озера. Невероятно вкусная, кристально чистая, она совершенно не утоляла жажду. Я вскипятил и выпил один за другим четыре чифир-бака чаю (4 литра!), живот был как барабан, но пить все равно хотелось. Вода была ледяной. В полдень, когда солнце стало жарить так, словно вокруг был не Крайний Северо-Восток, а, как минимум, какая-нибудь Сахара, я не удержался, разделся догола и полез в озёрные воды. Полез и, завыв пароходной сиреной, тут же выскочил назад. Ощущение было такое, как будто тебя ошпарили жидким азотом. Я смог только постирать некоторые свои нательные вещи, а потом, развесив их на кустах, долго отогревал озябшие руки у жаркого костра.
Во-вторых, поведение собак. Они вели себя, скажем так, беспокойно. То и дело взлаивали, совершали круговые пробежки. При всём том, что живности вокруг никакой не наблюдалось. Уши у них были постоянно "на стрёме". Весь день, что я провёл у Мертвого озера, они были, что говорится, на взводе, так ни разу и не прикемарив, что для собак уже само собой необычно.
В-третьих, именно здесь впервые меня посетили совершенно неординарные и необычные яркие сны. Когда пригревшись на Солнышке, я все-таки уснул у своего костра, я увидел Такое, что проснувшись, долго не мог сличить меж собой Реальность, окружавшую меня и Сон... Не буду описывать здесь мои видения и грёзы, ибо это очень узкая, личная тема. Это сейчас я уже понимаю, что именно тогда начался процесс моего Пробуждения в мире живых, и я просто обязан был оказаться на берегах этого Мёртвого озера, как того пожелал Тайнынот Атан. Одно понятно: если бы существовал в этом мире специальный прибор для измерения магической энергии (или как там её правильно называть?), то на озере он бы зашкалил и вышел из строя. Потому что плотность её там была просто неимоверно, нереально высокой. Окружающий меня воздух был напоен ею по самое не хочу. Больше я об этом не хочу говорить, потому что это будет то же самое, как пытаться объяснить слепому человеку, что такое радуга после дождя, или глухому на пальцах показывать, как звучит Vulture шведской фолк-группы Garmarna.
Читать продолжение...
Посетителей:
Journal information