- Ну что, сына! Может с нами домой, на мотоцикле?
- Не, мам. Я с мужиками приехал, с ними и уеду.
- Не баламуть парня, не лезь со своим бабским. Он взрослый мужик, сам знает что делать – Поддержал меня отец.
Вскоре журчание «Ижа», удалявшегося в сторону Колымской трассы, стало едва слышно, а потом и вовсе затихло. Мои старики уехали домой, а мы, семеро козлят, продолжили работы по сворачиванию стойбища.
Весна на Колыме.
Много времени на это не потребовалось, и вскоре на поляне уже высилась пирамида из ящиков, брезентовых тюков, рюкзаков и аккуратно перевязанных досок и столбиков. У очага возникла огромная куча белого плавника, чтоб хватило до утра на большой костёр, а мы, уже в сумерках, когда от воды потянуло гробовым холодом, расположились вокруг очага, на котором весело булькал огромный котёл с картофелем и десятком банок говяжьей тушёнки.
Ни в одном ресторане Советского Союза вам не предложат картоху с тушёнкой, сваренные на огне! Ах, это такой деликатес! Кажется, что нет ничего вкуснее на Свете. Особенно, если ешь это деревянной ложкой, в тайге, под звёздным небом, да в окружении друзей. В августе небо на Колыме становится таким низким, что кажется, что можно звёзды из ружья сбивать. И как можно жить здесь, и не задумываться о том, есть ли хоть на одной из звёзд хоть какая-нибудь жизнь?
- О! Звезда упала, а я желание загадать не успел.
- Не переживай, сейчас они начнут падать одна за другой, - успокоил меня Лихой, - потом не будешь знать что со счастьем своим делать.
- Толь, ты такой рациональный, ну вообще ни грамма не романтик. – Широко зевая, ответил я, - Ты хоть во что-нибудь из чертовского веришь?
- Это бабка моя верила в Бога, земля ей прахом. А я точно знаю что есть, а чего нет.
- Не «прахом», а «пухом». Ну а что есть? Снежный человек, например, есть?
- Снежный человек есть.
- ??? – Все с недоумением уставились на бригадира, пытаясь понять, колется он или серьёзно говорит.
- О-о-о, Толян, давай ближе к телу! С этого места подробно, и без пурги! – Заорал на всю речку Позин.
Ети его мать.
Да чё там… Сам видел, зуб даю. Правда я не знаю точно, что это было, да и вообще забыл начисто о том случае, будто кто память стёр, а когда посмотрел передачу «Клуб кинопутешествий», словно проснулся. Вспомнил, что со мной в армии приключилось, когда часовым в карауле стоял.
Я же в ПВО служил, в Среднеколымске. Ну как в Среднеколымске, километров пятнадцать от ближайшего жилья, в тундре. Мы охраняли антенное поле станции «Янтарь». И вот однажды, заступил в караул, а дело было зимой. Мороз, градусов пятнадцать, и ветер жуткий. Бараний тулуп до пят, валенки, ничего не спасает в такую погоду. Только бегать от одной границы поста до другой.
Рожу и ухи подшлемником закрываешь, а нос, чтоб не отморозить, комбинжиром в толстый слой намазывали. И так, заступил на пост, и только разводящий ушёл, сразу эс-ка-эс (СКС – самозарядный карабин Симонова) на вытянутых руках впереди себя, и побежал тропку набивать вдоль «колючки». Прибегаешь к столбику, где табличка «Граница поста», разворачиваешься, и бегом назад. Так вот, когда возвращаешься, своих следов уже не обнаруживаешь, заметает за минуту. Итак, туда-сюда, туда-сюда.
Сколько раз я тогда сбегал не помню, даже не знаю, какое время суток было в тот момент, полярная ночь же. Но вдруг встал я что-то на месте, и чувствую, задохнулся от бега. Надо дух перевести. Справа «колючка», слева чахлые лиственницы мыском таким, к заграждению подступают. Как раз над головой, железный колпак с лампочкой раскачивается на ветру. Стою, смотрю, как под ногами струйки снега по насту скользят, словно змеи. И что-то так тепло стало. Хорошо, тихо… Как будто дома в тёплой постели…
Глаза зажмурил, и точно себя в своей спальне ощутил. Чувствую, братишка на меня через щель в приоткрытую дверь пялится… Очнулся, глаза открыл, снова вьюга, фонарь, а ощущение взгляда не проходит. Тут меня как током ударило. Первая мысль, что начкар с проверкой постов идёт. Я, карабин на изготовку, поворачиваюсь к лесу, и… Окаменел!
В двадцати метрах от меня стоит чудовище. Огромное, метра два с половиной ростом, и всё покрыто белой шерстью. Очень похоже на то чудище, которое в мультике «Аленький цветочек» в главной роли снималось. Понимаю, что нужно кричать «Стой! Назад»! по уставу. А у меня рот словно под «Новокаином». Парализовало так, что даже губой не пошевелить. А главное – глаза обезьяны. Я их, эти глазища, на расстоянии расстояния видел так, словно его лицо было прямо перед моим носом. Чёрные, бездонные, и казалось, что взглядом он в мою голову проник, и там шарит, шарит, ищет что-то.
Сколько это длилось, не могу сказать. По ощущениям, не меньше получаса, но на самом деле, может несколько секунд, потому, что когда чудище повернулось ко мне спиной и ушло в лес, меня столбняк отпустил, и я сразу полез в рукав, чтоб на часы посмотреть. Оказалось, что до конца моей смены ещё сорок минут. А мы тогда дежурили по одному часу. Час на посту, три – в карпоме. Отогрелся, чайку хлебнул, и на топчан, массу давить.
Тогда я уснул как убитый, а проснувшись, вспомнил случившееся, как сон. А потом и вовсе забыл, словно не было ничего. А тут Сенкевич, со своим бигфутом-ети, ети его мать. Сразу вспомнил, и точно знаю теперь, что не сон, и не померещилось. Было это, парни. Есть снежные люди.
- Фигасе! А я слышал, что у них глаза красным светятся! – С энтузиазмом в голосе изрёк Серёга.
- Байки. Глаза как глаза, точно как у гориллы. Только умные они очень. Под его взглядом чувствуешь себя как первоклассник перед профессором.
- Толян! Я теперь поссать боюсь сходить. Можно, я прямо здесь? – Пробасил сиплым голосом Вася.
- Иди нах! Иди, блин отсюда! Впечатлительный какой!
- Ладно, не гуди.
Через секунду, со стороны мусорной ямы, куда мы складывали бытовые отходы в течение месяца, послышался душераздирающий вопль Васи. Он принёсся к костру с незастёгнутой ширинкой, и с перекошенным от ужаса лицом.
- Там! Та-а-ам!
- Ну что там? Что там? Вася, двоечник херов, там каждую ночь росомаха роется, и что?
Васины междометия потонули в громком хохоте.
Я поднялся с бревна, на котором сидел, размялся немного и подкинул в огонь щедрую порцию плавника, который с треском занялся ярким пламенем. На поляне стало светлее, и значительно теплее. Некоторых начало клонить ко сну, и я решил заварить кофейный напиток. Огромный закопчённый чайник, сменил над очагом опустевший котёл, а мы все дружно закурили, и над поляной повисла сосредоточенная тишина.
(Читать продолжение...)
Journal information